Север — мой дом

На фото Олега МОНАСТЫРЕВА: А.К.Олешкевич.

Много ли вы знаете людей золотого возраста, которым дома не сидится? Кто своей активностью, энергией, жаждой жизни даст фору многим молодым? В Стрежевом таких немало.

Юлия ГОРБАТЮК

Много ли вы знаете людей золотого возраста, которым дома не сидится? Кто своей активностью, энергией, жаждой жизни даст фору многим молодым? В Стрежевом таких немало. Может, воздух тут особенный, но, скорее, сами люди. И дело даже не в генах и не в образе жизни, а в её восприятии. Каждый из этих людей — живая история. Романтическая, трагическая, героическая и необычайно увлекательная.

Анна Константиновна Олешкевич 7 ноября отметит 80-летний юбилей. Она регулярно ходит в бассейн, занимается в тренажёрном зале, с удовольствием работает на дачном участке, много путешествует. А ещё на память декламирует стихи любимых немецких поэтов — Иоганна Гёте и Генриха Гейне. В оригинале, разумеется. Анна Константиновна — педагог с полувековым стажем. И большую часть этих лет проработала учителем немецкого. Сам язык ей знаком практически с рождения. Ведь она — ребёнок войны. И немецкую речь слышала в Германии. Куда её семью вывезли остарбайтерами из Брестской области во время Великой Отечественной.

— Мама, старший брат и сестра работали у так называемого помещика. Я же была ещё слишком мала. Когда Красная армия в 1945-м освободила Данциг, мы вернулись на родину. Осели в маленьком селе — после войны в нём не было ни одного целого дома. Сначала жили в землянке, потом построили небольшой домик. А в 1952 году переехали переселенцами в Пермскую  область — тогда она называлась Молотовской. Так что вся моя сознательная жизнь — это Север. Который я очень люблю. Его пейзажи, поэзию. Север — это романтика.

Романтики в её жизни было хоть отбавляй. И не только на Севере. В начале 1964-го, на последнем курсе обучения в вузе, будущего педагога — учителя литературы, русского и немецкого языков — отправили на преддипломную практику в Башкирию. До маленького села, где ей предстояло работать, никакой транспорт, кроме гужевого, не ходил. В районном центре девушке предложили запряжённую в сани лошадь. «Но я не знаю дороги», — сказала я им. «Не беспокойтесь, лошадь знает», — ответили мне.

Я  взяла вожжи и поехала. Романтика же! На обочине села меня встречали дети и взрослые, они знали, что приедет новая учительница. Там я научилась ездить верхом и начала играть в теннис.

Помню, для зачётного мероприятия выбрала Лермонтова. А дидактического материала под рукой — никакого. Взяла книгу со стихами поэта, на обложке был его портрет. Расчертила лист бумаги на квадраты и перерисовала. Биографию же, чтобы не было скучно, положила на стихи. Не бог весть какие, но всё равно рифма. А на следующий день на уроке мы проходили Гоголя. Дети читали по ролям «Ревизора». И до того хорошо читали, что у меня душа пела. И Гоголя после этого я полюбила тоже.

Первые шаги в профессии Анна Константиновна делала на севере Пермской области, а в 1974-м приехала на север Томской. Поработала год в «деревенской» школе, замещая педагога в декрете, и ушла в ЖЭК. Не потому что хотела — в школах тогда не было свободных ставок. Скромная дежурная в общежитии, она так хорошо справлялась с обязанностями, что всего через год ей дали однокомнатную квартиру. А потом в строй ввели третью школу. Там и началась настоящая учительская жизнь.

— Я там очень долго работала. Самая дорогая сердцу школа. Мой класс, мои дети, которых взяла пятиклассниками и довела до конца. Больше выпусков у меня не было. Классное руководство было, а выпусков — нет.

Она до сих пор помнит всех своих учеников. Таня Топилина, Наташа Полякова, Серёжа Шарин — в её памяти они так и остались неугомонными девчонками и мальчишками. Давно уже привыкшие к обращению по имени-отчеству бывшие ученики своего классного руководителя тоже не забывают. Звонят, навещают и помогают при случае.

— Я всегда Анну Константиновну с большим теплом вспоминаю, —  признается Сергей Николаевич Шарин. — Строгая была. У меня по немецкому всегда стояла твёрдая тройка. Мальчишки же, хулиганы. Но её слушались. Удивительно, голоса она никогда не повышала, а всё равно слушались. Сказала — сделали. И дважды повторять не надо было. Мы её уважали. Старались не обижать, оберегали. Знали, что она —  ребёнок войны. Анна Константиновна всех нас опекала, как мама-наседка. Если заболел кто, домой приходила, узнать, как и что. С ней было приятно просто поговорить —  о чём угодно. Заглянешь после уроков, обязательно расскажет что-нибудь интересное. Она не из тех, кто, как только звонок прозвенел, сразу бежать. Всегда задержится, кому непонятно — объяснит, кому надо поглубже — позанимается.

Из третьей школы Анна Константиновна ушла в седьмую. Там тоже вела свой любимый немецкий. Учителем русского и литературы в Стрежевом так и не стала. О чём, впрочем, ни капли не жалеет. Полученное образование очень пригодилось в жизни.

— Люблю немецкую литературу. Классиков помню наизусть, и когда мне трудно, читаю вслух. Жалею, что хорошо знаю только один иностранный язык. Люблю le français, Paris. Я дважды была в Париже и очень хотела бы успеть побывать там ещё раз. Но мне повезло, я видела другой Париж, не такой, как сейчас...

— Мамуля у нас — натура впечатлительная, тонкая, ранимая, но вместе с тем боевая. И неугомонная. Это человек, который просто не может сидеть на месте. Ей надо идти, бежать, лететь. Мама и сейчас умудряется «сгонять» куда-нибудь два раза за год, — смеясь говорит сын Алексей Викторович Кириллов. — Помню, в детстве мы каждое лето отдыхали в Самарской области. И на несколько дней обязательно ехали в какой-нибудь город, где ходили по музеям, смотрели достопримечательности.

Лет семь назад у Анны Константиновны появилось новое увлечение —  дача. Готова пропадать там лето напролет. Свежий воздух, физические упражнения — да это же жизнь, восклицает энергичная дачница.

— Видела я много, пожила тоже. Поэтому и называюсь «пожилая», —  каламбурит Анна Константиновна. — На юбилей жду самых родных. Из Казахстана, Москвы, Томска. У меня замечательные дети, замечательные внуки. Правнуки (они совсем ещё крохи) надеюсь, тоже вырастут замечательными. И будут радоваться чистому небу, яркому солнцу и огромному миру. Про который узнают больше, чем я. Впереди у них — целая жизнь. Пусть она будет счастливой!